Завеса теней, страница 2

страница 1

- Завеса не там, - Эльмо взмахнул рукой, намекая на перевал Одиночества. – Она здесь… - он постучал согнутым пальцем по виску. На мгновение Клариссе показалось, что морда чудовища становится прозрачной, тает, и что вот-вот она сумеет разглядеть его настоящее лицо.

- Я не понимаю, - проговорила девушка. – Ты знаешь, что скоро должен умереть, но совсем не думаешь об этом. Кто ты?

- Я чудовище, - с иронией отозвался Эльмо. – А такой фасон платья, кстати, в Ирмегарде уже не моден. 

Клариссу это отрезвило. Она выпрямилась, придала своему лицу суровое выражение.

- Был бы ты человеком… - она презрительно поморщилась. – А, всё равно тебя сожгут.

И на этом разговор закончился.

6.

Иеронимус проснулся рано утром, и с удивлением обнаружил, что ему уже принесли завтрак и теплую воду. Инквизитор, которому давно не выпадала удача как следует умыться и позавтракать, с наслаждением сделал и то, и другое, не забыв вознести хвалу Единому.  

Потом он открыл дверь и обнаружил Эльмо.

- Встань, - сказал инквизитор. Пленник, чья заросшая шерстью физиономия надежно скрывала любые эмоции, посмотрел на церковника снизу вверх и не двинулся с места. – Встань, - повторил инквизитор и привычно дернул невидимый поводок.

Эльмо вздрогнул от боли, но не шевельнулся.

- В чем дело? – бесстрастно спросил Иеронимус. – Ты пустил корни?

- Я не встану, - тихо ответил пленник. – Не могу. Ноги не держат.

Инквизитор молча пошел прочь.

- Иди! – выкрикнул Эльмо. – Правильно, правильно, иди – и я наконец-то сдохну, потому что и впрямь не могу подняться!

- Нет, так не пойдет, - пробормотал церковник и остановился. – Похоже, он и вправду выдохся… эй, слуга!

…наблюдая, как слуги помогают чудовищу подняться – надо сказать, они с большим рвением прислуживали бы настоящему медведю! – инквизитор задумчиво улыбался. Эльмо перенесли в комнату, усадили в кресло и принялись стаскивать сапоги.

Чародей застонал.

Лакеи, испугавшись звериного рыка, отпрыгнули в сторону.

- Продолжайте, - негромко приказал инквизитор. – Он не опасен.

Они медлили.

- Чего боитесь, олухи? – презрительно бросил церковник. – Кому говорю, он не кусается…

- Я сам, - пробормотал Эльмо и осторожно принялся за дело. Пару раз он обессилено откидывался на спинку кресла, но когда, наконец, ему удалось снять сапоги, даже слуги не сдержались и сочувственно закивали при виде того, во что превратились его ноги.

- Позовите лекаря, - хмуро произнес Иеронимус. – Ну, что стоите?

Они переглянулись, и один, посмелее, сказал:

- Но, отче… в замке всего один лекарь – ноблесса Эуфемия!

Инквизитор прищурился – и повторять второй раз ему не пришлось.

… - Я поражаюсь тебе, - Эльмо наблюдал за церковником краем глаза. – Зачем  тащить меня в Вальтен, рискуя жизнью? Не понимаю. Ты для меня закрытая книга, Иеронимус. Каковы твои мотивы?

- Они тебя не касаются, - отозвался инквизитор. – Но должен сказать, что ты для меня – открытая книга. Ты столько раз за всю дорогу пытался разозлить меня… надеялся, что я приду в ярость, забуду о долге и убью тебя?

При этих словах Эльмо покраснел и невольно порадовался, что церковник этого не видит.

- Знаешь, в чем твоя ошибка?

- В чем же? – голос чародея прозвучал глухо. – Я хотел умереть. И хочу.

- Нет, вовсе нет, - инквизитор улыбнулся. - Ты предпочел бы умереть легко, но на самом деле больше всего на свете любишь жизнь. Вот это самое жизнелюбие тебя выдает, потому что я чувствую фальшь. Ты всем своим видом пытаешься демонстрировать веселое презрение ко мне, к инквизиции, к смерти… но в твоих глазах я вижу страх. А ещё, на самой глубине, я вижу страстное желание жить. Это значит, что ты и впрямь доживешь до костра… что не может меня не радовать.

Чародей молчал.

- Шансов нет, Птаха, - задумчиво произнес Иеронимус. – Тебе не видать легкой смерти, а жизни – тем более. Поверь, я не испытываю к тебе личной ненависти. Пора бы уже понять – и смириться или раскаяться. Единый, Изначальный примет тебя в объятия…

- Мне они не нужны, - промолвил Эльмо. – А шанс есть всегда… до последнего вздоха.

- Так дыши, - ухмыльнулся Иеронимус. – Пока есть возможность.

Дверь отворилась, и вошла ноблесса. Она не носила украшений и одета была скромно, в простое серое платье, но все-таки никто не принял бы её за служанку. Коротко поздоровавшись с инквизитором, она взглянула на ноги чародея, на которых кожа местами стерлась до живого мяса, и тотчас повелела слуге подать её лекарский сундучок.

Эльмо зажмурился, когда она начала смазывать его мозоли каким-то жгучим составом темно-зеленого цвета, но не издал ни звука.

- Это разрешенные травы, отче, - сказала Эуфемия, заметив, что инквизитор с интересом заглядывает в её сундучок. – Заячья кровь, маун, проскурняк… у меня нет ни куриной слепоты, ни дур-зелья, ни, тем более, сонной одури. Можете быть совершенно спокойны.

- Я спокоен, - бесстрастно отозвался Иеронимус. – Вы умелый лекарь.

- Слуги часто болеют, а ранятся ещё чаще, - Эуфемия пожала плечами. – Так уж вышло, что Единый не дал мне особой склонности к вышиванию или шитью, но врачевать мне нравится. Надеюсь, - она лукаво улыбнулась, - Церковь пока ещё не запретила женщинам заниматься этим?

- Пока не запретила, - отозвался инквизитор, с особым чувством произнеся первое слово. Улыбка Эуфемии погасла.

Закончив бинтовать ноги Эльмо, она заметила:

- Это чудище хорошо переносит боль. Оно вообще её чувствует?

- Конечно, - впервые подал голос сам пленник, приложив руку к груди. – Но в предчувствии того, что ожидает меня в пыточных подвалах инквизиции, эта боль угасает, как свеча на ветру… моя благодарность вам, ноблесса, за оказанную помощь. Я об этом не забуду.

- Как-нибудь обойдусь без твоей благодарности, - ноблесса собрала свой сундучок. – Хотя должна признать, твои манеры намного лучше, чем у некоторых… моих знакомых.

Эльмо не сдержал усмешки, а Иеронимус спрятал лицо под капюшоном.

- Я прикажу, чтобы принесли башмаки из мягкой кожи, - проговорила Эуфемия, вновь становясь холодной и неприступной. – Доброго вам дня, отче…

- …а мне – легкой смерти, - подхватил пленник. – И, может быть, вы проявите свою доброту ещё раз, ноблесса? Пусть вместе с башмаками мне принесут что-нибудь съедобное… 

7.

Айлин нашли к полудню недалеко от деревни. Она лежала на траве лицом вниз; одежда девушки превратилась в лохмотья, волосы были спутаны, а все тело покрыто ссадинами и царапинами.

Ни одна из ран не была серьезной.

Когда Айлин перевернули и увидели её лицо, испугались даже бывалые охотники: в глазах девушки застыл ужас, рот был искажен в немом крике…

- Её что-то испугало до смерти, - пробормотал кузнец.

Остальные молчаливо с ним согласились.

… - Я бы сказал так, - Иеронимус закончил осмотр тела. – Она бежала по лесу сломя голову, бежала, пока хватило сил. Видишь эти царапины? Это ветки. В этих местах очень густой подлесок… а в волосах у неё запутались листья – это потому, что она несколько раз падала – отсюда, кстати, и синяки, - а потом поднималась и бежала опять. Но некто или нечто, преследовавшее Айлин, даже не притронулось к ней. Ну?

- Что ты хочешь от меня услышать? – хмуро спросил Эльмо. Селяне оставили Иеронимуса наедине с трупом, но пленный чародей вынужден был остаться и наблюдать за работой инквизитора.

- Обычно я всегда прошу совета у беспристрастного… человека, - спокойно отозвался Иеронимус. – Иногда я упускаю из вида важные детали, потому что их застят мелочи, кажущиеся мне существенными. Ну, у тебя есть свежие мысли?

- Только одна, - ухмыльнулся пленник. – Если она умерла от того, что бежала так долго…

- Её сердце разорвалось, - уточнил церковник.

- Да… так вот, если она от этого умерла, то почему жив её преследователь?

- Резонно, - Иеронимус обхватил рукой подбородок. – Да, ты прав…

- Может, никто её не преследовал? – предположил Эльмо. – Её сильно испугали, да, а все остальное она придумала сама. В ночном лесу перепуганной девушке такое может привидеться… и не только привидеться…

- Где же преследователь? - пробормотал инквизитор, пропуская мимо ушей последние слова. – Может, он был верхом? Нет, охотники бы нашли следы. Они сказали, там кроме неё никто не проходил… нет, если бы она просто испугалась ночного леса, то рано или поздно остановилась бы…

- Порча? – высказал новое предположение Эльмо.

- Я не чувствую, - ответил Иеронимус не очень уверенно.

- Лесные духи шалят?

- Хороши шалости, - инквизитор посуровел. – И в твоей стране такое случается?

- Изредка, - Эльмо пожал плечами. – Всякое бывает.

- Вот поэтому мы их и изгнали два века назад, - подытожил церковник. – Но духи все-таки могут иметь к этому отношение. Если вернуться к версии с колдуном, значит, кто-то наслал на неё наваждение…

- Значит… - Эльмо внимательно смотрел на Иеронимуса.

- …значит, ищем колдуна, - спокойно закончил инквизитор.

8.

- Моя госпожа… - скрипач, стоявший у окна, низко поклонился.

- Ты грустен сегодня, - она попыталась заглянуть в его глаза, но юноша упорно отводил взгляд. – Боишься меня, Тамме? Я не кусаюсь.

- Что вы, моя госпожа, - он густо покраснел, но продолжал разглядывать что-то, по всей видимости, очень интересное за окном. – Вы так прекрасны, что смотреть на вас опасно, как на солнце – мне дороги мои глаза…  

- Но руки дороже? – она лукаво улыбнулась.

Тамме молча кивнул.

- Тогда сыграй для меня.

Музыкант подчинился, хотя скрипка обжигала ему пальцы.

…из-за угла за ними наблюдала худенькая фигурка в темном плаще.

9.

Поначалу Эльмо, вынужденный везде следовать за Иеронимусом, прислушивался к рассказам сельчан, но вскоре потерял интерес. Его вновь обуяла черная меланхолия – как накануне вечером, в трактире, когда скрипач заиграл странную мелодию.

Они сидели за столом у камина. Старая Лисица сосредоточенно переставлял кувшины с места на место, делая вид, что ничего не слышит. Инквизитор в двадцатый раз внимал рассказу о том, как собравшиеся на празднество пили, ели, танцевали, а потом слушали заезжего музыканта.

Инквизитор слушал очень внимательно, и Эльмо не покидало ощущение, что Иеронимус видит во всех этих историях нечто, ускользающее от чародея.

…Роза, которая была слаба умом и с рождения не произнесла отчетливо ни одного слова, вдруг сказала скрипачу: «Сыграй мне!»

…Эмма, служанка, уронила кувшин и с плачем выбежала из трактира – больше её никто не видел.

…Айлин упросила музыканта сыграть для неё – это был единственный раз, когда он согласился.

Айлин уже не спасти…

Чародей вдруг остро осознал, что ему тоже осталось жить совсем недолго.

- Если эти поиски затянутся, я сойду с ума, - Эльмо не заметил, что думает вслух. – Хоть бы этот убийца быстрее нашелся…

- А я его уже нашел, - инквизитор усмехнулся, и Эльмо вздрогнул. – Разве ты ещё не понял ничего?

- Не понял и не хочу понимать, - чародей опустил голову. – Я устал. Если уж суждено всему заканчиваться, пусть это произойдет побыстрее.

Иеронимус вздохнул.

- Я знал, что твоя храбрость скоро перейдет в истерику, Птаха. Крепись…

- И кто же убийца? – безразлично спросил Эльмо. – Уж не скрипача ли ты подозреваешь? Нет, это не он…

- Отчего же? – в тени капюшона было трудно разглядеть выражение лица инквизитора. – Скажи, отчего?

- Разве мнение презренного колдуна что-то значит для служителя церкви? – чародей криво улыбнулся. – Если бы ты не лишил меня Силы, я бы тотчас распознал сородича среди этих людей.

Иеронимус покачал головой. Эльмо вдруг встревожился: что-то странное было в их разговоре, что-то неправильное.

- Ты забываешь, Птаха: колдовать может и человек, не обладающий Силой, а всего лишь знающий заклятия. Ваша Сила сродни не музыке, которой владеет лишь умелый, а пению – без сомнения, слушать истинного певца приятнее, но и безголосый может при случае спеть несложную песенку. Твоя помощь в этом деле мне не нужна, у меня есть свои способы. Но продолжай, мне интересно.

 - Я понял ход твоих мыслей, - тревога Эльмо нарастала. – Скрипач – единственный чужак. Церкви, судя по всему, не боится. Играет так, что слушатели погружаются в транс. Что ещё? Ах, да. Каждая из пропавших девушек пыталась привлечь его внимание…

- И что из этого следует? – спросил Иеронимус.

- Ничего! – ответил чародей с внезапной злобой. – Он не колдун! Не колдун, потому что… не может человек, создающий такую прекрасную музыку, быть убийцей!

Если до этого их разговор казался чародею странным, то теперь произошла и вовсе немыслимая вещь: инквизитор расхохотался, да так, что Лисс от неожиданности выронил кувшин.

- Да ты сущий ребенок, Птаха! Хоть сам понял, что сказал?

- Он не мог этого сделать! – упрямо повторил Эльмо. – Я… я знаю. Я слушал его музыку…

- Я тоже.

- Да, но… она не предназначалась тебе! - Эльмо вонзил когти в ладони. – Не знаю, что ты собираешься сделать, Иеронимус, но прошу, не спеши!!

И мир перевернулся.

- Я попробую, - серьезно сказал инквизитор, кивая.

…Эльмо наконец-то понял, что показалось ему странным.

Они говорили на равных.

10.

Изорский нобиль появился рядом с Клариссой, точно из-под земли, и взял её за руку.

- Почему ты избегаешь меня?

Пальцы Бертрама были холодны как лед, а в глазах плясали веселые чертики. Кларисса судорожно вздохнула и попыталась изобразить улыбку, но самообладание покинуло девушку…

- Ты боишься, - теперь он напоминал кота, завидевшего кувшин со сливками – блестящие глаза, довольная улыбка, разве что не мурлычет от радости. – Сегодня опять будет пир… но я хотел поговорить с тобой днем. Где ты была? Отчего тебя никто не видел? Я знаю, я спрашивал слуг…

- Слуги? – наконец-то она сумела выдавить из себя хоть слово. – Не… не знаю. У меня сегодня было много дел…

- Дела… - Бертрам тронул её волосы. – Какие могут быть дела у такой юной девушки?

Кларисса задрожала.

Помощь пришла неожиданно в лице Дамиетты. Девочка была на удивление серьезна и очень бледна.

- Тебя ищет отец, Клэр, - она обращалась к сестре, но пристально смотрела на Бертрама. – Поторопись.

Кларисса, с трудом сдержав вздох облегчения, ретировалась.

Дамиетта и Бертрам смотрели друг другу в глаза, не мигая.

11.

В этот раз Клариссе не повезло: почетное место по правую руку от нобиля досталось Иеронимусу, и девушка очутилась между инквизитором и изорским нобилем. Впрочем, Бертрам на неё даже не смотрел, а церковник, напротив, был любезен и вовсе не столь чопорен, как накануне вечером.

Но больше всего Клариссу волновало не это.

- Почему ты раньше мне не сказала, что не любишь Бертрама? – спросила Дамиетта, хмурясь. – Теперь можешь не беспокоиться, всё будет хорошо.

Кларисса сумела только кивнуть – на большее у неё не хватило сил. И вскоре после этого чудовище-чародей, проходя мимо неё, еле слышно проговорил: «Он знает колдуна». Теперь Эльмо сидел на полу позади инквизитора; звериная физиономия  непроницаема, взгляд устремлен в пустоту.

Пир шел своим чередом, но вчерашнее веселье куда-то подевалось. Кларисса видела, что гости испуганы и почти не разговаривают друг с другом, а если и встают, чтобы поздравить Эуфемию, то лица их выглядят не очень-то радостными.

«Все знают, - с ужасом поняла девушка. – Все ждут…»

В пиршественном зале было душно, словно перед грозой, и это чувствовала не только она.

Дамиетта вдруг заговорила, отрешенно глядя перед собой:

- Я как-то слышала историю о нобиле, у которого было семь жен.

За высоким столом стало тихо.

- Дитя, сейчас не время рассказывать сказки, - нервно заметила Эуфемия. – А слухи тем более.

Девочка удивленно подняла брови.

- Но это не сказка и не слух, это правда! У нобиля было семь жен, он их всех убил и закопал в саду, а потом захотел жениться в восьмой раз…  

- Откуда такая осведомленность? – поинтересовался Бертрам с улыбкой, но что-то в его голосе насторожило Клариссу. – Уж не сама ли ты была одной из его жен?

- Нет, - серьезно ответила Дамиетта. – Но я точно знаю, где он закопал все семь трупов.

- Достаточно! – воскликнул Арнульф с недовольным видом. – Дочь моя, сегодня неподходящее время для твоих фантазий… сыграй мне, музыкант!

Скрипач, до того сидевший у камина, медленно встал, взял скрипку и смычок и прошел к высокому столу, словно не замечая, что за ним следят почти все гости.

- Сыграй, - повторил нобиль. 

Музыкант повиновался.

…гроза, которую все ждали, разразилась в его музыке. Кларисса вжалась в спинку кресла – ей казалось, что вот-вот ударит молния и поразит Тамме, потому что так играть нельзя. Музыка подхватывала, уносила в заоблачные выси – туда, где  серебряные и золотые драконы ловят попутный ветер. «Но это запретное, запретное место!!» Кларисса зажмурилась, но образы драконов никуда не делись, даже наоборот – стали ярче.

Пришла невольная мысль: «Его струны – наши души…»

Едва мелодия смолкла, девушка оглянулась: чудовище-чародей по-прежнему сидел, скрестив ноги, но по его заросшему шерстью лицу текли слезы. Она и сама была готова разрыдаться, потому что догадалась, что должно было произойти.

Нобиль украдкой вытер слезу, а Иеронимус поднялся, откинув капюшон, и сказал:

- Прекрасная музыка. Уж не с её ли помощью ты заколдовал тех девушек?

В зале стало очень тихо – казалось, гости даже дышать перестали.

- Я никого не убивал, - сказал скрипач. Он был очень бледен, но совершенно спокоен. – Я могу это доказать.

- Но ты знал, что я тебя подозреваю? – лицо инквизитора было непроницаемым.

- Церковь не жалует бродячих музыкантов, - ответил Тамме с легкой усмешкой. – Но я и правда всего лишь скрипач, а не колдун, отче. Я каждую из этих девушек видел всего по разу и едва ли вспомню, как их зовут. И я почти не выходил из трактира… это могут подтвердить слуги и сам господин Лисс.

- Ты слишком хорошего мнения о людях, - Клариссе показалось, что угол рта Иеронимуса дрогнул. – Кое-кто из них обвиняет тебя и только тебя во всем, что произошло. Но если ты говоришь, что невиновен… клянись. От имени Церкви я требую от тебя Священную клятву.

Теперь люди, сидевшие в зале, казались замерзшими.

- А если я не хочу? – Тамме опустил голову и голос его прозвучал глухо. – Эта клятва отнимает год жизни у того, кто её произносит. Она ложится на сердце, как кусок льда. Зачем, если я не виноват?

Инквизитор не ответил, и тогда музыкант положил скрипку и смычок на пол, сложил ладони в знаке Великой книги и заговорил:

– Именем Церкви, призываю в свидетели своих предков. Пусть подтвердят они, что я чист, и я не убивал…

Скрипач произнес от начала и до конца всю Священную клятву. На последних словах голос Тамме внезапно сделался хриплым; музыкант схватился рукой за горло, но все же сумел договорить.

Клятва отзвучала, молния не поразила отступника. Он долго стоял, опустив голову, потом выпрямился и посмотрел на инквизитора. В волосах музыканта появилась седина, а у глаз – морщины.

Он постарел на год…  

От долгой неподвижности ноги Клариссы заледенели. Она опять оглянулась: Эльмо смотрел прямо на неё, улыбаясь.

Иеронимус по-прежнему был спокоен – казалось, он только этого и ждал. Но, когда он заговорил, Кларисса едва не потеряла сознание от ужаса.

- Я знаю, - просто сказал инквизитор. – Но я должен был просить тебя принести клятву, потому что иначе никто бы не поверил тебе, - он повернулся к нобилю. – И мне бы тоже никто не поверил.

Арнульф посуровел.

- Отче, о чем ты говоришь? – спросил он, нахмурившись. – Чему мы можем не поверить?

- Скрипач в самом деле ни при чем, - проговорил Иеронимус. – Все произошедшее – дело рук не колдуна, а… колдуньи.

- Невозможно, - Эуфемия вскинула голову. – Ведь пропали девушки, разве нет?

- Предположим, ей нужны их молодость и красота, - парировал церковник. – Но отчего вы не спросите, почему я так решил?

Все молчали.

- Когда мы вышли из трактира вчера ночью, я заметил, что кто-то подслушивал под окном, - сказал инквизитор. Тут Кларисса услышала странный звук и быстро обернулась: Эльмо смотрел в спину Иеронимусу с такой злобой, что девушка невольно испугалась – уж не кинется ли он на инквизитора? Тот, между тем, продолжал: - Я разглядел, что это женщина – точнее, молоденькая девушка в темном плаще. Она быстро скрылась в темноте, думая, что ускользнула незамеченной.

Иеронимус выдержал эффектную паузу.

- Там, где прошло это… создание, остался след. Я чувствую его так же отчетливо, как вы, сидящие за этим столом, ощущаете запахи блюд. И, что самое главное, - он взмахнул рукой, - этим запахом магии пропитан весь дворец. Это значит, колдунья среди нас.

Повисло тяжелое молчание.

- И что же нам делать теперь? – спросил Бертрам. Он единственный из всех не выглядел обеспокоенным.

- Во имя Единого, Изначального, - инквизитор низко опустил голову. – Пусть брат Джок вместе со слугами обыщет покои всех женщин… если где-то он найдет колдовские предметы, мои слова подтвердятся. Мы же пока останемся здесь.

- Прошу, - Эуфемия откинулась на спинку кресла. Щеки её пылали. – Если бы вы не были служителем церкви, отче… но я согласна. Пусть мои комнаты обыщут в первую очередь. Ненавижу долго ждать.

- Выполняйте! - хриплым голосом приказал Арнульф.

Духовник, бледный и дрожащий, повиновался.

…ожидание казалось бесконечным.

- Такое унижение, - вполголоса проговорила Эуфемия. – Если об этом узнают в Вальтене…

- Бояться нечего, - отозвался Арнульф. – Вся наша семья чиста.

- Мы это увидим сейчас, - инквизитор вновь спрятал лицо под капюшоном.

Вновь настала тишина – пока не вернулся духовник.

На вытянутых руках он нес книгу в переплете из черной кожи с массивными медными застежками. Опустившись на колени перед высоким столом, он положил её на каменные плиты пола и вполголоса проговорил:

- Прошу позволения удалиться, чтобы совершить очищение. Эта вещь полна магии.

- Прежде скажи нам, - Иеронимус встал, - где ты нашел её?

- В покоях одной из ноблесс, - с каждым словом Джок говорил все тише и тише.

- Чьих? – Арнульф поднялся так резко, что его кресло с грохотом перевернулось.

Вместо ответа духовник вытянул руку и дрожащим пальцем указал…

- Нет! – закричал Бертрам. – Этого не может быть!

Эльмо не сдержал стона.

…на Клариссу.

«Вот все и кончилось, - только и успела подумать девушка перед тем, как сознание милосердно покинуло её. – Как жаль…»

12.

- Это не она, Иеронимус! – чуть не плача, повторил Эльмо в десятый раз. – Не она!

- Отчего же? – инквизитор шел по темному коридору, не оглядываясь. – Ты так уверен в её невиновности… не иначе, знаешь девушку лучше меня? Уж не беседовал ли ты с ней?

- Мне… следовало догадаться… раньше, - чародей едва поспевал за своим мучителем. – Твоя невидимая удавка… это ведь заклятие подчинения?! Вот откуда ты всё узнал – из моих мыслей!..

Иеронимус резко остановился, и Эльмо налетел на него. Инквизитор развернулся и схватил чародея за воротник прежде, чем тот успел отскочить.

- Запомни раз и навсегда, - прошипел церковник. – Я не использую заклятий. Да, я читаю твои мысли – такова воля Единого. Я слышал весь ваш разговор, я знал о девушке, которую ты увидел возле трактира. От меня ничего нельзя скрыть, понял?!

Вместо ответа Эльмо оскалил зубы и зарычал.

- И не мешай мне! – добавил инквизитор.

Клариссу заперли в её собственной комнате, которую перед этим тщательно обыскали, но ничего колдовского больше не обнаружили. Когда Иеронимус и Эльмо вошли, оказалось, что девушка уже пришла в себя. Она сидела у окна, и рассветные лучи золотили её кожу, скрывая неестественную бледность.

- Бертрам уехал, - прошептала Кларисса. – Вот и славно.

Эльмо и Иеронимус промолчали.

- Я не колдунья, - произнесла она, не глядя на них. – Но клятву приносить не буду. Делайте со мной, что хотите.

- Что за книгу нашли у тебя в комнате? – лицо инквизитора было бесстрастным.

- Не имею понятия, - девушка равнодушно пожала плечами. – Впервые увидела.

- Отчего ты не хочешь поклясться? – торопливо спросил Эльмо и съёжился в ожидании удара.

Кларисса посмотрела на него удивленно.

- Отвечу, если ты скажешь, для чего перешел Завесу теней.

Эльмо глухо зарычал.

- Говори, - тихо сказал Иеронимус. – Мне тоже интересно будет это услышать.

- Идет война, моя госпожа, - чародей поклонился. – Уже давно. Можете считать, что я шпион армии Ирмегарда. Мне нужно было проникнуть в Риорн незамеченным… - при этих словах инквизитор улыбнулся, - …но я обнаружил, что с некоторых пор королевство находится под защитой странного заклятия, из-за которого все жители Риорна видят меня не человеком, а чудовищем. До этого в Ирмегарде только слышали о Завесе теней, но никто не знал, что она собой представляет на самом деле. Так что, я её не перешел. Моя миссия не удалась, я провалился… 

- Война… - повторила Кларисса, точно пробуя на вкус незнакомое слово. – Так значит, ты не чудовище?

- Я человек из плоти и крови, но наделенный магией, - голубые глаза Эльмо пристально смотрели на неё. – Именно это превращает меня в зверя в твоих глазах.

Девушка спрятала лицо в ладонях.

- Мне несколько раз казалось, что я вот-вот смогу увидеть…

- Не договаривай! – резко сказал инквизитор. – Иначе я буду вынужден предать тебя смерти на месте!!

Оба – и Эльмо, и Кларисса, - удивленно посмотрели на Иеронимуса.

- Я не хочу приносить клятву, потому что однажды уже делала это, - прошептала девушка. – Десять лет назад моя мать сбежала с менестрелем, и отец заставил меня поклясться, что я забуду её имя и никогда не попытаюсь её искать. Мне было восемь лет… - по щекам Клариссы потекли слезы. – Я знаю, что Священная клятва делает с человеком, и не хочу повторения. Лучше умереть… я передумала. Книга моя. Да.

- Ты не понимаешь… - начал Эльмо, но инквизитор прервал его.

- Она приняла решение, Птаха, разве ты не понял?! Пусть всё так и будет, - он тяжело вздохнул. – Но на тот случай, если ты всё-таки соберешься с мыслями и решишься сказать правду, даю тебе день и ночь на размышления. Если не передумаешь, завтра утром мы отправимся в Вальтен втроем.

Она промолчала.

- О чем говорится в этой книге?

Кларисса покраснела и ничего не ответила.

- Думай! – сурово приказал инквизитор и вышел. Эльмо поплелся за ним.

13.

Полная луна вышла из-за туч, и лесные духи оживились.

«Сегодня будет погоня!..»

И жертва уже была выбрана.

страница 3