Говорят, до начало времён некое дитя спало посреди Пустоты. Иногда оно хмурилось во сне, иногда улыбалось или протягивало руки к кому-то. Из его снов рождались звёзды, и число их всё прибывало. Пустота была бескрайней, и заполнить её целиком не сумел бы даже Божественный ребёнок, однако возле его огромной колыбели теперь стало тесно от звёзд. Они роились вокруг, словно потревоженные пчёлы, стремясь вернуться в улей – сонный разум своего творца, - оказавшийся вдруг недоступным. Ребёнок беспокойно ворочался, порою даже хныкал; от этого звёзды сталкивались друг с другом, взрывались и умирали, как умирают сновидения с восходом солнца. Мёртвые звёзды превращались в пыль и пепел, и вскоре их оказалось так много, что всё пространство вокруг спящего словно погрузилось в туман, в котором то и дело вспыхивали новые огоньки. Мёртвые звёзды не утратили памяти о том, какими они были раньше, и иногда из праха возникали их тени – тусклые, мрачные, способные лишь отражать чужой свет. Ещё реже случалось так, что какая-нибудь тень становилась домом для самых слабых отголосков божественных снов – тех хрупких призраков, что сгорали безвозвратно в ярком сиянии живых звёзд.

Однажды Ребёнок горько заплакал. Он тёр руками закрытые глаза, из-под его плотно сомкнутых век текли ручьи солёных слёз. Он всё плакал и плакал, не в силах остановиться, и тогда сияющие осколки его снов принялись собираться в узоры. Случилось ли это от того, что сами звёзды захотели успокоить Ребёнка, или же ими управлял тот, для кого бескрайняя Пустота была лишь частью другого, ещё более бескрайнего ничто, нам не дано узнать. Один за другим являлись посреди тьмы созвездия, которых теперь уже нет, а также те, которые мы зовём Чашей, Крылатым змеем, Босоногой беглянкой, Странником-с-посохом, Кошкой… Ребёнок, хоть и не видел их, постепенно успокаивался, и слёзы теперь лишь изредка срывались с его ресниц, улетая прочь. А потом – так уж вышло – он чуть-чуть приоткрыл правый глаз, и вместе с последней слезой в полёт сквозь пустоту отправилась частица того самого кошмара, из-за которого Божественное дитя и плакало.

Она была невелика – во много раз меньше самой маленькой звезды, - и светилась чёрным, зловещим светом. Она притягивала к себе пыль и пепел мёртвых звёзд, постепенно становясь всё больше, и, в конце концов, к ней устремились и те живые звёзды, что оказались рядом. Рисунок созвездий нарушался, тени-призраки срывались с привычных мест и летели во тьму, к поджидавшей там громадной Чёрной звезде. Это происходило медленно, однако Чёрная звезда не торопилась, желая оставаться невидимой для существ за пределами Пустоты до тех пор, пока не будет слишком поздно. Из ожидания Чёрной звезды родилось Время, поскольку каждый сон, оказавшийся слишком далеко от своего создателя, приближал то, что должно было стать концом Пустоты и началом чего-то другого.

Ребёнок продолжал спать. Слёзы, которые он пролил, стали мерцающей лентой в небе, и если тени-призраки, спутники живых звёзд, хоть краешком касались этой ленты в своих бесконечных странствиях, их иссушенные тела покрывались горько-солёной влагой. Там, где божественных слёз оказалось особенно много, появлялись озёра, реки и моря, а иногда тени-призраки проходили ленту насквозь и покрывались водой полностью. Так родился океан, в котором бушевал Великий шторм, творя и уничтожая. Живое и неживое подвластно Великому шторму, потому что лишь он один знает, что видел тот Ребёнок, чьи сны светят нам, чьи слёзы породили нас.

И так будет до тех пор, пока не придёт время Чёрной звезды.

P.S. Не гарантирую, что легенда войдет в конечный текст такой, как сейчас. Мне просто захотелось поделиться с вами рабочими материалами, да и обещала ведь, что не буду пропадать надолго. ;)