В одном из сказаний, содержавшихся в книге "Мабиногион", два враждующих царя играют в шахматы, между тем как в соседней долине сражаются насмерть их войска. Время от времени являются гонцы с известиями о ходе сражения – цари словно бы слушают их и, склонясь над серебряной шахматной доской, передвигают золотые фигуры...

Эдвин Морган.

… когда Старик умер, все молчаливо согласились, что Компании пришел конец.

Пока он лежал на больничной койке, опутанный проводами и подключенный к всевозможным аппаратам, мы ждали, что вот-вот случится чудо и появится врач-волшебник, который скажет: "Абракадабра! Получайте своего шефа назад, живым и здоровым!" В кабинетах притушили свет и старались говорить тихо; пахло там не сигаретным дымом, как обычно, а лекарствами, и ко всему этому примешивался едва уловимый запах… даже не знаю, как его назвать… ну, знаете, как в старом доме… ах, да – запах тления. И это в современном здании, где сплошной пластик и металл! О том, чтобы сыграть друг с другом в Сети – такие игры составляли досуг служащих Компании, сколько я помню себя на этой работе, - и речи не было. Люди бродили по коридорам, как призраки, и вопросительно вглядывались в лица тем, кому позволено было навещать больного: новости, дайте нам новости… да, скудные вести из больницы были для всех нас - что письма с фронта. Это сейчас я понимаю: положение "армии" с самого начала было аховое. А тогда мы надеялись и всё ждали, ждали…

Как сейчас помню: я уже отключилась и собралась идти домой – было что-то около половины десятого. Денек выдался тяжелый, да и погода снаружи стояла препоганая – слякоть, мерзость. Надеваю плащ, беру зонт, и тут загорается сигнал вызова.

- Что, бежишь в больницу? – по лицу Крафта я сразу поняла, что случилось что-то плохое, и внутри у меня все опустилось. – Можешь не торопиться.

- Только не говори мне…

- Ага, - он вздохнул, и тут только я заметила, как плохо выглядит помощник шефа, как он исхудал и осунулся за последние недели. – Ты у нас умная девочка, сама всё понимаешь. Сообщи всем… и надо бы церемонию прощания устроить, а я так устал.

И отключился.

Домой я в тот день не пошла. Посидела в своем кресле, всплакнула немного, и начала обзванивать остальных.

Где-то в приемной - как и в большинстве других кабинетов - стоял жучок Корпорации, который мы вроде-бы-как-не-смогли-найти. Через эти жучки мы регулярно подкармливали конкурентов дезой вперемешку с подлинной информацией – так, чтобы на той стороне ни о чем не догадались. Идея шефа. Иногда кто-то обнаруживал их и уничтожал, но недолгое время спустя механолазутчики появлялись вновь.

В те минуты, наверное, в Корпорации откупоривали шампанское – если только они не узнали обо всем раньше… 

Дверь кабинета украшала табличка с надписью: "Gens una sumus" ("Мы – одна семья"), и мне на самом деле казалось, что умер кто-то из моих близких родственников. Нельзя сказать, чтобы его очень любили – характер у Старика был тяжелый, вздорный, а попасть к нему под горячую руку было равносильно попаданию под асфальтовый каток, - но, тем не менее, мы свыклись с ним, а он – с нами, и каждый понимал: Компания без него проживет ровно столько, сколько петух без головы. Подергается немного и затихнет.

Потому что только Старик сдерживал набеги Корпорации, а теперь им ничто не будет мешать…

Вот поэтому-то я и не следила особенно за наследственной процедурой и за баталиями в совете акционеров. Какая разница? Все знали, что у Старика один наследник – сын, но также всем было известно со слов того же Старика, что он полный неудачник и для управления Компанией подходит меньше, чем любой из нас, хоть мы все, как на подбор, друг друга бездарнее (опять-таки со слов Старика, пусть земля ему будет пухом…).

Крафт, сине-зеленый от переутомления, всё время кому-то что-то объяснял, носился по коридорам как угорелый, устраивал какие-то встречи – цель всех этих действий была мне неведома. Есть такая порода людей, которым не сидится на месте – а он у нас как верблюд, идет-идет по пустыне, без воды и еды, потом валится с ног и сразу – на небо… сама я на автопилоте продолжала делать свою работу и отрешенно следила за тем, как детище покойного шефа в корчах издыхает. Он, по крайней мере, не мучался. А Крафт лишь однажды обмолвился – хочу, дескать, сделать как лучше. Ну и делай, говорю, если хочется. Я тебе верю. Но нам всё равно крышка, разве не видно?

Он на меня посмотрел - таким до-олгим взглядом! - и ничего не сказал.

… а через несколько дней в кабинете шефа поселился Сет.

Сначала я восприняла это как захват – и не я одна. Да, он сын Старика, и что с того? Разве он хоть пальцем о палец ударил ради Компании?!

Но у пешки, как известно, есть только два выхода из любой ситуации: подчинись или увольняйся. Нашлись такие, кто предпочел последнее. Ну, а я решила потерпеть и посмотреть, что из этого выйдет – по большей части, ради Крафта, да ещё из-за нежелания опять отправляться на биржу труда.

Сет был внешне очень похож на своего отца. Как-то раз на одном приёме помощник директора Корпорации - Фирзан, всегда и везде представлявшая Корпорацию в одиночестве, тогда как самого Директора уже много лет никто не видел, - завидев нашего нового шефа, застыла в изумлении – ей показалось, что Старик воскрес из мертвых и вдобавок помолодел. Но, в то же самое время, он был совсем другим – как бы это объяснить… у Старика было очень своеобразное чувство юмора – он любил пошлые анекдоты, и когда они с Крафтом работали над чем-то в кабинете, оттуда часто доносились взрывы хохота. Сет не смеялся никогда, лишь улыбался едва заметно и… кротко. Да, именно кротко. Черты его лица повторяли отцовские, но выражение было иным. Грустным, печальным – как будто его что-то постоянно угнетало. Незаметно для самой себя, я начала мысленно называть его "мой грустный шеф".

Обстановку в кабинете он менять не стал, и это меня радовало. С собой Сет принес лишь одну вещь – шахматную доску.

Шахматы стояли на отдельном столике, и, заметив как-то раз, что я разглядываю их, мой грустный шеф предложил: "Сыграем?"

А там было на что посмотреть! Каждая фигура была сделана вручную из настоящего дерева, и каждая была произведением искусства; особенно мне понравились черные ладьи – маленькие крепости с башенками и воротами…

… но я отвлеклась. До той поры я гордилась тем, что хорошо играю в шахматы, хоть и обязана этим своему чипу. Из всех служащих компании – с чипами и без – обыграть меня не мог никто. Хм…

Сет разделал меня в пять минут.

Я чуть не задохнулась – то ли от восхищения, то ли от злости, - а он смутился и почему-то начал извиняться. В тот день мы больше друг с другом не разговаривали, разве что по делам, но прошла неделя и я зашла к нему сама – во время обеденного перерыва. Села возле шахматного столика и стала ждать. Минут через двадцать он оторвал взгляд от монитора и посмотрел на меня измученными глазами поверх баррикад из дисков, книг, справочников, отчетов, сводок и прочей дребедени. Пожал плечами.

И мы сыграли опять.

Я честно пыталась совершенствоваться, но мозг Сета просчитывал ходы так, что никакой компьютер не мог за ним угнаться. Грустный шеф меня хвалил, а сам при каждой своей победе становился всё печальнее.

Я, однако, продолжала с ним играть.

Дистанция "шеф-секретарь" сокращалась медленно. Сет был странным человеком, и я до сих пор не могу понять многое из того, что узнала о его жизни. Но не буду говорить об этом. У каждого человека могут быть тайны.

Так или иначе, через некоторое время мы сделались почти друзьями. Крафт иной раз наблюдал за нашей игрой; потом перерыв заканчивался, я уходила за свой стол, а они принимались обсуждать дела. 

… что интереснее всего, я постепенно начала понимать стратегию Сета в управлении Компанией. До того она оставалась для меня последовательностью невразумительных действий, совершенно не связанных между собой.

Опубликован в "Вестнике" цикл статей о Компании…

Компания объявила, что поддерживает движение экологов…

В Компании реформы, получившие среди служащих название "перемена мест слагаемых"…

Сет выступает на канале новостей…

В общем, со стороны это выглядело странно и даже смешно – тем более в такие времена, когда все знали, что нас уже потихоньку начали кушать. Однако мой грустный шеф продолжал делать вид, что прямые угрозы его не касаются.

И только после того, как мы несколько раз сыграли в шахматы, я поняла, что все его действия тщательным образом просчитаны. Вместо того чтобы крутиться на месте и грызть всех, кто попытается приблизиться, как поступал Старик, Сет действовал издалека – он давил на скрытые рычаги, и в поддержку Компании выступали такие силы, на которые мы раньше и надеяться-то не смели… Я видела и ответные ходы Корпорации – но какими неуклюжими они казались по сравнению с игрой Сета!

"Я строю здание с фундамента", - как-то раз сказал мой грустный шеф.

Чужие здания он разрушал тоже с фундамента – исподволь, подобно грунтовым водам… так, чтобы результат действий не был замечен, пока не станет слишком поздно. Неудивительно, что нетерпеливый Старик считал его бездарным.

 Время шло, Компания держалась на плаву – но, тем не менее, положение продолжало оставаться критическим. Я не всегда понимала смысл действий Сета, и постепенно мне стало казаться, что он перестарался – на каждый изящный ход Корпорация отвечала так жестко и недвусмысленно, что становилось страшно.

… в тот день мы как всегда играли во время обеденного перерыва.

- Ты растешь, - отметил Сет, делая очередной ход. Кажется, мне удалось заставить его немного попотеть. – Я рад.

- А уж я как рада…

Мне с трудом удалось удержаться от сарказма. Партия шла к логическому завершению – мой грустный шеф мог сколько угодно убиваться по поводу того, что никто не мог играть с ним на равных, но поддаваться не собирался. Как вдруг…

… его рука замерла над доской, не коснувшись фигуры. Взглянув на его лицо, я испугалась: Сет побледнел так, словно вместо меня с ним играло привидение.

- Что случилось?

- Ничего, - прошептал он еле слышно. – Я… сдаюсь. На сегодня хватит, иди. 

Ошеломленная, я вышла из кабинета, гадая, что это было. Конечно, сдаваться ему не следовало… так что же случилось? Может, он болен, и никто об этом не знает? Ему плохо? Мне очень хотелось вернуться, но я знала, что этого делать нельзя. Захочет – позовет сам.

И позвал.

На следующий день я стояла в его кабинете. Лицо Сета, как всегда, было печальным, и я, предчувствуя, что сейчас произойдет что-то очень важное, задрожала.

- Я тебя увольняю, - просто сказал Сет, и у меня зашевелились волосы на затылке.

- Сокращение штатов? – мне с трудом удалось выдавить это из себя.

- Нет, - его голос звучал на удивление убедительно. – Просто мне так хочется.

- Простите?

Он смотрел на меня, не мигая.

- Твой чип устарел. Ты не справляешься со своими обязанностями.

Наглая ложь! Назвать устаревшей последнюю модель чипа!! Это я-то не справляюсь?..

Его взгляд перекочевал с моего лица на картину – любимую картину Старика. Под ней - это все знали - был спрятан мощный жучок.

"Зачарованный Мерлин" – так, кажется, она называлась.

- На тебя жалуются, - продолжал он, глядя на картину.

- Кто, например? – я всё ещё слишком сильно негодовала, чтобы что-нибудь заметить и сделать выводы.

- Крафт.

- Крафт, который души во мне не чает? Крафт, для которого я выполняю всю рутинную бумажную работу? Он? Или, может, у нас есть ещё один служащий с такой фамилией?

- Нет, он у нас один.

- Тогда, может быть, дело в вас? Я чем-то вам не угодила?

Сет не ответил. Пристально посмотрел на меня, потом опять стал разглядывать картину.

- Жду ответа.

И тут он выдал такое…

- Я. Тебя. Увольняю. Потому что. Ты. Самовлюбленная. Вздорная. Стерва. Понятно? Тогда пошла вон. 

… я мчалась по коридору, как будто за мной гнались все демоны Сети, и слезы застилали мне глаза.

Только на станции метро, где тысячи и тысячи людей спешили куда-то по своим делам, я смогла хорошенько поразмыслить над тем, что произошло.

"Это неправда, неправда, он не имел права говорить такое!!!" – кричала внутри меня маленькая обиженная девочка, которую надо было успокоить во что бы то ни стало.

Конечно, неправда. Конечно, не имел права. Но сказал.

Какой вывод из этого следует?

И тут я вспомнила про жучка и все поняла.

… темное здание Корпорации возвышалось передо мной, как башня. Нет, не башня, поправилась я мысленно – крепость. Крепость, которую следует взять приступом.

Крепость, окруженная рядами верных пешек…

Не буду рассказывать о том, как я сражалась с охранниками. Их там было великое множество – в строгих черных костюмах и при галстуке, в джинсах и футболке, в темно-синей униформе… суровые, стойкие, неподкупные – едва лишь выяснив, что пропуска у меня в помине нет, а Директор встречу не назначал, они принялись аккуратно выталкивать меня из здания, и не желали ничего слушать. С огромным трудом удалось добиться разрешения встретиться с шефом охраны. 

Он был безукоризненно вежлив, точно офицер, но такая манера поведения мне знакома давно – ведь и наше здание охраняется. Его учтивые расспросы были следствием профессиональной подозрительности… а ещё он пристально смотрел мне в глаза, пытаясь смутить, сбить с толку, выдать себя.

Но скрывать мне было нечего, и это настораживало его больше всего!

- Так зачем вы к нам пришли?

- Ещё раз повторяю, - я старалась говорить спокойно. – Мне нужно поговорить с директором Корпорации. ОЧЕНЬ нужно.

- Зачем? – спросил он, опять-таки не в первый раз.

- Я не могу об этом говорить с вами. Информация предназначается только для директора. Пропустите меня, и получите премию, уверяю!

Он продолжал сомневаться, а где-то там, на вершине башни, Директор уже наблюдал за мной…

В конце концов, меня тщательно обыскали, а потом направили к начальнику отдела по связям с общественностью, снабдив планом-проводником.

Следуя за огоньком на плане, я повторяла про себя, точно заклинание: "Правда – лучшая маскировка… правда – лучшая маскировка…"

И всему виной был Сет!

… начальник отдела по связям с общественностью был молод, красив и весьма горд собой. – Зачем вам Директор? Он занят, всегда занят… но со мной вы можете говорить на любые темы!

При этом он не отрывал взгляда от моей фигуры.

Все секретари класса А проходят соответствующую подготовку – помимо вживления чипа, наши тела подгоняют под обязательный "стандарт Барби". Начальник, таким образом, получает одновременно ходячий компьютер с обширной памятью и сексапильную длинноногую куклу с высокой грудью и тонкой талией.

Очень удобно.

Корпорация, видимо, не расщедрилась на класс А, поэтому он беззастенчиво ел меня глазами.

- Вы понимаете, - проникновенно сказала я, присаживаясь на край стола. – Мне срочно надо поговорить с директором, - я наклонилась к нему. – Срочно…

- Нельзя, - выдохнул начальник отдела по связям с общественностью, но я уже все поняла.

Есть такая фигура – конь, точнее, жеребец, но с ним можно справиться.

Ферзь и король манили меня…

… мы с Фирзан раньше встречались, но я и не надеялась, что первый помощник Директора Корпорации меня запомнила. Разве ферзь обращает внимание на пешку?

Ей было много лет, но она была очень красива, и внушала одновременно почтение, восхищение и страх – именно в таком порядке.

- Говоришь, тебя уволили? Сейчас проверим.

События развивались по сценарию Сета, и приближался кульминационный момент – я знала, что медлить нельзя, но от ужаса кровь стыла у меня в жилах. Нельзя ошибаться. Нельзя. И Сет, бессовестный, как он мог так поступить!

Однако я не могла не восхищаться им…

- … да, выгнал, - до меня смутно, как во сне, доносились обрывки разговора. – Сегодня утром… обозвал… вылетела из здания, как фурия… 

Всё по плану.

- Да, - вздохнула Фирзан. – Как-то слишком логично всё получается.

Я похолодела.

- Он тебя выгнал… и ты бежишь к нам, побыстрее выложить все секреты Компании. Всё ещё пылаешь праведным гневом?

- Да!

- Хорошо… но смотри, а то потом будешь жалеть. В таком состоянии люди часто делают глупости, - Фирзан выдержала эффектную паузу и добавила: - Я ведь всё о тебе знаю, девочка.

Это было наглое признание того, что за нами всегда следили – и, по всей видимости, именно в её ведении находилась слежка.

- Со мной раньше никогда так не поступали, - и опять правдивые слова помогли мне. – Я не пожалею…

В этом, конечно, я не была уверена.

- Что ж, пойдем со мной.